Возвращаюсь. Откуда-то возвращаюсь. Не помню, откуда. Возвращаюсь домой. Захожу в подъезд. Темный подъезд. Лампа перегорела. Сзади бьет столб света из приоткрытой двери. Дверь закрывается. Темно.

Потом глаза привыкают. Вижу ступеньки. Бреду к ним, держась за перила. Ставлю ногу. Чувствую холодную опору. Иду выше. Шаги гулко отдаются в пространстве. Будто иду не я. Будто кто-то идет, а каблуки большие, с железными набойками. У меня нет таких набоек. Откуда звук?

Поеживаясь, взбегаю на площадку. Может, юркнуть в лифт? Нажимаю кнопку, жму изо всей силы, вдавливаю. Ничего не происходит. Лифта нет. Нет характерного щелчка и гула, когда лифт начинает движение. Все замерло. Тишина. Лишь слабый скрип песчинок под подошвой. Смотрю на свои ноги. Они неподвижны. Значит,I звук откуда-то. Лифта нет. Тороплю его: давай-давай. Внутри дрожание. Вдруг мысль режет: нельзя в лифте. Не раздумывая, нельзя или нет, бросаюсь наверх. Пос-ледний марш перед дверью квартиры. Еще чуть-чуть. То ли силы на исходе, то ли не пойму что, но ступень-ки не хотят бежать мне навстречу. Не могу дойти до двери. Что со мной? Вся будто и вате. Усилием проры-ваю невидимый кокон. Вставляю ключ в замок. Не могу попасть в дырочку. Судорожно толкаю ключ: не лезет. Чую всем существом: сзади что-то придвигает-ся. Ужас морозит шею. Не повернуть головы. Ну же, ну! Наконец ключ попадает. Распахиваю дверь. Оста-навливаюсь как вкопанная. Пальто в прихожей лежит на полу. Стойка с обувью опрокинута. Перешагиваю, осторожно заглядываю за угол. Двигаюсь медленно. Комната выплывает перед взором. На середине — ку-ча белья: рубахи, платья, валяются ящики из серван-та. Беззвучно, безмолвно кричу. Кажется, что кричу. Шевелю беззвучно губами. Задыхаюсь как рыба на су-ше. Стол сдвинут с места. На столе медная тарелка. Смотрю на нее. Вспоминаю, что-то лежало на тарел-ке. Что? Сейчас это не лежит. Но что-то было. Что, не могу понять. Как отрезало от прошлого. Знаю, что ле-жало. Смотрю в пустоту тарелки. Но самая страшная пустота разрывается позади. В комнате кто-то. Шея одеревенела. Надо повернуться. Скорее. Или все, бу-дет поздно. Но глупая мысль перебивает: не поворачи-вайся. Не оглядывайся, не смей. Это спасение, не смот-ри назад. Так тебя не заметят. Тебя тут нет. Просто нет. Надо закрыть глаза, спрятаться. Надо заснуть, и тебя не заметят. Закрываю глаза, но веки прозрачны. Вижу сквозь них. Крепче их сжимаю, зажмуриваюсь — помогает. Открываю глаза. Яркий свет бьет в окно. Горячая волна счастья: Фу. Да это сон. Страх исчеза-ет, проваливается, как вода в воронку. Сон сжимается в шарик, прячется в глубине, которая и не во мне, а где-то далеко-далеко. Слава Богу, сон и ничего больше. Ничего. Одеваюсь, убегаю на работу.
Возвращаюсь с работы. Подхожу к подъезду. Ека-ет сердце. Открываю дверь. Все как обычно. Горит свет. Быстро приходит лифт. Никакого страха. Ключ быстро находит путь. Открывается дверь. Ничего, все в порядке.

Через две недели сон повторяется. Темный подъезд. Звуки шагов. Скрип песка. Отсутствие лифта. В прихожей, та же груда одежды. Разбросанная обувь. Белые туфли соединились носами. В комнате пере-вернутые ящики. На столе пустая медная тарелка.
Просыпаюсь с облегчением.
Ничего не происходит ни в этот день, ни в последу-ющий. Ни через неделю. Ничего не происходит, кро-ме сна. Сон приходит через месяц. Потом через неде-лю. Потом его долго нет. Я забываю. Проходит год. Наступает другой. Сон возвращается. В тех же дета-лях. Его посещение становится регулярным: раз в месяц. Ложась в кровать, трепещу от ожидания. Но сон не приходит. Он является, когда не ждешь.

Говорю родителям: «Может, дверь железную поставить?» «Глупости, — отвечает отец. — Воровать у нас нечего. Ни денег, ни золота».
Золото появилось. Дела на работе пошли хорошо. Я стала выезжать и прикупила себе золотых украше-ний. К этому моменту сон снился уже два года.
В пятницу родители уехaли за город. Я должна бы-ла вернуться поздно и не надела украшений. Утром перед работой я сняла все кольца, цепочку и серьги и положила на тарелку, где лежало еще несколько ве-щей.

Возвращаюсь с работы вечером. Дверь подъезда хо-рошо освещена. Я открыла ее и погрузилась во тьму, только столб желтого света сзади. Это был не сон. Я остановилась. Глаза привыкали к темноте. Я нащупала ими ступеньки, шагнула к ним. Страх наезжал курьерским поездом. Гулкие шаги доносились сверху. Я замерла возле лифта. Я жала на кнопку. Лифт мол-чал. Глупая, они в лифте. Нельзя в лифт. Бегу наверх. Лифт ожил, пошел вниз. Вот дверь квартиры. Сердце колотится на весь подъезд. Не могу попасть в скважи-ну. Скорее: отсюда — туда. Меня тут нет. Нет. Но ключ не находит вход. Наконец дверь распахивается. Как удар. Ноги подкашиваются. В ладонях липкость. На полу груда одежды. Раскиданная обувь. Белые туф-ли сошлись носами. Прохожу в комнату Разбросан-ные вещи. Ящики из серванта. Взгляд еще не дошел до стола, но я знала, что там стоит тарелка, на кото-рой лежало все мое золото. Я подошла: тарелка была пуста. Они не взяли ничего, кроме того, что было на ней. Да еще пропал автоответчик. Вот и все. Нет, не все. Чувствовала горячий, противный запах. Ударило в живот: они только что ушли. Они ехали в лифте, ку-да я не могла войти во сне. Но могла бы попасть на-яву.

Треугольно-островное образование на линии судь-бы трактуется как квартирная кража в прошлом и предрасположенность таковой в будущем. Рис. 3—4. линия судьбы - синий, составная фигура - зеленый.

Справа от линии судьбы наблюдается крестообразный рисунок, выражающий легкие нарушения систе-мы самосохранения. Рис 3—4. красный. При легких нарушениях опасности для жизни нет.
Владимир Финогеев