Я не знала, что это. Как в тумане, в горах, смутно ощущаешь дыхание невидимой пропасти. Мы шли с подругой Ниной по улице. У нее был парень, с которым она дружила. У меня не было такого парня. Мы учились на втором курсе сельхозучилища. Правда, я на экономическом, Навстречу — группа парней. Среди них приятель моей подруги. Была зима. Я в черном пальто, в темной вязаной шапочке, под ней коса. Парни закричали: «Здорово. Нин!» Они ее почему-то знали. А меня нет. «А это кто с тобой'.' Кто?» — «А это наша девочка, это Люда». — «Привет. Люда». Кровь бросилась к щекам, я опустила голову Но глаза сами собой успели заметить юношу; который не кричал, как все, а стоял и смотрел на меня, и лицо у него было доброе. Это произошло тогда или даже раньше, чем я его увидела. Легкий жар пробежал под кожей, за ним тревожное чувство, и вослед сплавленные неразрывно острая тоска и пронзительная радость. В училище на перемене среди сотен лиц его лицо выделялось, словно сияние было над ним. Он не подходил, и я не подходила. Он только смотрел, и я смотрела, и когда зрачки пересекались, то тек расплавленный свинец вместо воздуха. Мы с подружкой снимали квартиру; а они жили в общежитии. Я возвращалась домой и. когда Нины не было, вечером я беспокойно ходила по крохотной спальне, глядя в черное окно, все внутри скручивалось в жгут: слезы крупные и горячие текли. После слез печаль, глубокая как ночь, таяла, и надежда на счастье входила осторожным лучом далекой звезды.
Он был другом приятеля Нины, и они с ним ходили вместе, и наконец он оказался рядом, когда после лекций мы с Ниной вышли. Нина с Лешей ушли вперед, мы задержались, и было тягостное молчание, до слез тяжелое, он стеснялся, краснел, и голос его дрожал. Мы просто шли рядом, каждый глядел себе под ноги. Сердце гулко билось в груди. Я почти не могла дышать, дышала будто двигала гору; и мороз показывал дыхание. Постепенно страх и ужас молчания сменялись покоем, хотя ни слова не было сказано, но вот с каждым шагом становилось легче. Я решила украдкой взглянуть на него, и он тоже, и наши головы повернулись одновременно, и мы поняли друг друга, и смех спасительный ворвался в грудь, и мы смеялись, выздоравливая. Потом гуляли, и речь плавно текла, словно река.
Через две недели ежедневных прогулок я сняла варежку, и он взял мою руку. Держал ее так. как будто она была из папиросной бумаги...
И теперь днем в училище, когда наши взгляды встречались, то не надо было больше бояться, и узкие темные проходы глаз припадали к счастью друг друга и пили его. В кинотеатре пальцы сплетались и, не переставая, танцевали друг с другом, и сладкий дым наполнял легкие.
Через месяц мы зашли в общежитие, и там были две большие комнаты, Нина с Лешей в одной, мы с Валерой в другой. Его звали Валерий, красивое древнеримское имя.
Мы оставались в пальто. В комнатах было полутемно. Губы сблизились, и свершился первый поцелуй. Я думала, будет по-другому. Будет неземное. Но я целовалась и думала: ну вот и ничего. Потом был второй, и он был лучше, и я не понимала разницы, но разница была, и она распространялась, И был третий, и с ним губы стали горячими, и был четвертый, и за ним счет был потерян. И был каскад, ступени, и в какой-то миг потекло другое время, каждая секунда волной выгибала живот, пупок порывисто стянулся и затем распустился и схлопнулся до боли, и потом взорвался, и дыхание стало порывистым, и бил горячий пульс, и через губы входили медовые гвозди, удар за ударом, и вот буря схватила горло, и крик не удалось остановить. Я была в пальто, и он был в пальто.
обнажены только глаза, только лица, только губы.
Он учился на последнем курсе, и после окончания его забрали в армию, на флот. Я писала письма, и он писал письма.
Проходит год. За мной стал увиваться один парень из училища. Все знали, что я девушка Валерия, и я сказала ему, что у меня есть парень, что он на флоте и я его жду. И другие говорили ему, но он не отставал. Раз попытался обнять, я оттолкнула. Он злобно прошипел: «Ну погоди, я тебе устрою».
Письма от Валерия перестали приходить. Я писала, он молчал. Наконец пришел голубой конверт, я с волнением вынула тетрадный листок. Корявый почерк — я сомневалась, его ли это рука? — грубые слова, обвинения в измене. Разверзнись подо мной преисподняя, я была бы потрясена меньше. Я легла и лежала несколько часов, не имея сил встать. Потом выяснилось: парень, которого я отвергла, послал Валерию письмо, в котором «по-дружески» сообщал, что его девушка гуляет со всеми подряд. Я знала, как это больно, получить такое послание, когда служишь, когда ты далеко от дома и не можешь вернуться. И мне было больно, и обидно, и стыдно. Он вернулся, мы встретились. Я едва узнавала его. Он раздался в плечах, лицо было обветренным, жестким, руки плотными и тяжелыми. Когда он уходил, он был такой знакомый, такой родной, будто часть меня. Теперь передо мной стоял незнакомец. Он притянул меня к себе, его губы впились в мои. Это был другой поцелуй, жадный, мстительный. Он схватил мою грудь и сильно сдавил, я вскрикнула: «Ты что?» — «У тебя грудь мягкая, ты изменяла мне!» Вместо воздуха будто мутная вода. «Неправда, это ложь! Ты поверил письму, его написал тот, кого я отвергла ради тебя. Не веришь мне. пойдем к врачу». — «Нечего к врачу ходить, я и так знаю. Прощай». Он уходил, с ним уходила безмятежность, и втекала пугающая загадочность будущего».
На правой руке линия влияния делает резкий поворот (рис. 4, оранжевый), это означает отъезд возлюбленного. Затем верхняя часть л. влияния пересекает линию судьбы с внутренней стороны (рис. 4, л. влияния — оранжевый, л. судьбы — синий). Это означает: вероломное поведение или недостойный поступок партнера повторно разрывают связь.
